– Людям совершенно не обязательно должно нравиться всё, о чём пишут в книгах, и тем более всё, про что они читают, – рассудила их Элис. – Например, про войны, смерти, убиенных святых, жестоких тиранов или про мёртвого чёрного жука из твоего, Ноэль, стихотворения.

За этой беседой компания наша оставила позади широкую часть ручья, и опасность засесть там сама собой миновала, а вот спор о поэзии не затих и продолжался ещё битых полтора поля.

Ручей здесь был тоже широким, но мелким. Ясно виднелись большие и маленькие камни на дне и миллионы мелких рыбёшек. По поверхности воды скользили водомерки. Денни сказал, что вода для них, вероятно, как лёд, раз они по ней вот так запросто ходят, и это может служить доказательством того, что мы приближаемся к Северному полюсу.

– На Северном полюсе ибисов нет, – возразил ему тут же Освальд, указывая на зимородка, летящего возле леса, и счёт в споре о направлении экспедиции снова сравнялся.

Наслушавшись о поэзии столько, что больше уже выносить не мог, Освальд выдвинул предложение:

– Давайте-ка станем бобрами и построим плотину.

Все загорелись и тут же с превеликим рвением принялись возиться в воде. Обувь мигом слетела с ног, одежда была подвёрнута, наши босые ноги в ручье казались зелёными, а когда мы их из него вынимали, вновь становились розовыми.

Строить плотину – дело очень весёлое, но трудоёмкое, что непременно отмечается в книгах о бобрах.

Если мы бобры, сказал Дикки, значит находимся в Канаде, а следовательно, на пути к Полярному кругу, но Освальд немедленно его осадил: «Почему в таком случае у тебя лоб весь в испарине?» И Дикки был вынужден согласиться, что для северных широт здесь, пожалуй, жарковато.

Тем не менее ледоруб, который Дикки тащил с собой и который в быту назывался топориком для колки угля, теперь пришёлся весьма кстати, и Освальд, всегда готовый и способный взять на себя руководство любыми работами, велел брату и Денни срезать этой штукой с берега дёрн, пока остальные наваливают поперёк ручья камни.

Почва, на нашу удачу, оказалась здесь достаточно глинистой, а иначе плотину бы не построить даже самому ловкому и сноровистому бобру. Когда нашими стараниями поперёк ручья пролёг настоящий горный хребет из камней, мы положили поверх него дёрн, оставив текущей мимо воде пространство всего фута в два шириной. Затем нам снова пришлось поработать с камнями, и когда плотина сделалась ещё выше, мы основательно затрамбовали её глиной.

И так вот, подобно деятельным бобрам, мы протрудились несколько часов, из которых всего лишь час потратили на отдых и уничтожение пирога. Когда дамба поднялась до самого берега, мы скатали огромный ком глины и бросили его в пространство, сквозь которое ещё бежала вода.

Брызг вышло много, но настоящий бобёр никогда не боится немного промокнуть. Элис сначала этого не поняла, и Освальд ей объяснил.

Ещё некоторое количество глины – и работа наша была завершена. Глины у нас, вероятно, ушло просто тонны, и там, где мы выбирали её из берега, образовалась большая яма.

Покончив с бобровой запрудой, мы двинулись дальше. Дикки стало так жарко, что он даже снял куртку и окончательно заткнулся насчёт своих айсбергов.

Обо всех извилинах и поворотах ручья я вам рассказать не смогу, до того много их было. Он бежал сквозь поля, леса и луга. Берега его стали круче, а деревья над нашими головами сомкнулись тёмной таинственной аркадой, и мы под тесным сплетением их ветвей почувствовали себя сказочными принцами, которые отправились искать свою судьбу.

А потом нам открылось явление, ради которого стоило преодолеть весь этот длинный путь. Ручей сперва сделался гораздо меньше, чем там, где мы были бобрами, после чего внезапно ушёл под каменную арку. За ней тянулся туннель, настолько тёмный, что, даже пригнув голову до коленей и заглядывая между ними внутрь, невозможно было разглядеть внутри ни проблеска света.

О чуткий и прозорливый читатель, ты, разумеется, сразу же догадаешься, кто из нас произнёс:

– Элис, у тебя есть свеча. Давай-ка зажжём её и исследуем этот проход.

Дерзкое предложение было встречено остальными холодно. Такое их не интересует, сказали они, и как там, вообще, насчёт чая?

Ох, как же часто люди прячут своё малодушие за необходимостью срочно идти пить чай! По-моему, это ужасно.

Освальд, однако, не стал обращать внимания на их трусливые отговорки и ответил в своей обычной манере. Полный сдержанного достоинства и ни в малейшей мере на них не обиженный, он сказал:

– Ну, как угодно. Я лично пойду. А вам, если боитесь, лучше двигать домой и попросить няню уложить вас в постельку.

Ну и конечно, они после этого быстренько согласились исследовать туннель. Возглавил шествие Освальд со свечкой в руке. В туннеле было не очень удобно. Архитектор этого тёмного подземелья явно не предусмотрел, что найдётся смельчак, дерзнувший углубиться с отрядом бобров в недра построенных им чернильных глубин. Подумай он о таком, наверняка бы сделал туннель повыше, чтобы там можно было бы выпрямиться. А так нам пришлось идти, согнувшись крючком. Весьма мучительное занятие, когда длится долго.

Тем не менее предводитель отряда мужественно продвигался всё дальше, не обращая внимания на верных своих соратников, которые, охая и стеная, жаловались на боли в спине.

Туннель в самом деле оказался настолько длинным, что даже выносливый Освальд испытал радость и облегчение, когда тьма впереди наконец рассеялась.

– Вижу дневной свет! – воскликнул он.

Скрюченные соратники, насколько позволяла неудобная поза, прокричали «ура» и вслед за своим предводителем устроили салют из брызг. По каменному, такому же как потолок, дну туннеля идти босиком было легко. Полагаю, окажись у нас под ногами гравий или острые камни, верные соратники возвратились бы назад.

Пятно дневного света в конце туннеля теперь, по мере нашего продвижения, становилось всё ярче и увеличивалось. И вскоре целеустремлённый предводитель обнаружил себя моргающим от сияния солнца, столь ослепительного, что пламя свечи у него в руке казалось тусклым, глупым и совершенно ненужным.

Ещё шаг – и он вышел наружу. За ним показались остальные. Все начали распрямляться, сопровождая это разными не слишком добрыми пожеланиями по адресу создателя туннеля вроде: «Забодай его бизон». Это было поистине подавляющее приключение.

У выхода из туннеля рос обильный густой кустарник, скрывавший от наших взглядов окружающий пейзаж. Поразмяв спины, мы продолжили путешествие вверх по течению, и никто из нас не сказал, что с него, мол, хватит, хотя такое желание и возникло более чем в одном юном сердце.